Деяния далекой старины Погребены в безвестности давно. Династий возвышенье или крах — Что мне до них? Не все ли мне равно!
Часть I
- Пойду выкурю свою трубку с опиумом... - пробормотал себе под нос Шерлок Холмс. Он был на взводе; волнение, охватившее этого удивительного человека, было, впрочем, вполне объяснимо: до Мубаи-Нямбы оставалось немногим более двух часов пути.
Опиум Шерлока, мои сигары - всё это было призвано заглушить, загасить тот благоговейный, но в тоже время пугающий трепет, который охватывал любого цивилизованного путешественника, рискнувшего сунуть свой не в меру любопытный нос в дикие земли Мабунабы.
- Пойду выкурю свою трубку с опиумом, - повторил мой друг, и тут я понял, что не всё так просто.
- Но постойте, Холмс, - забеспокоился я, - Вы же не успеете, поезд вот-вот тронется!
- Хе хе... - Холмс как всегда был невозмутим, - Это же элементарно, Уотсон! Омская птица считается священной в этих нетронутых цивилизацией землях. Беспокоить такую птицу - тяжкий грех. Машинист-мабунабер, безусловно, не посмеет тронуться до того, как последняя из тех замечательных огненноголовых пернатых, стаю которых мы имели счастье лицезреть десятью минутами ранее, не покинет железнодорожные пути. Этого времени мне хватит, чтобы выкурить порцию опиума.
Возразить мне было нечего, поэтому я молча потянулся за своим портсигаром.
Часть II
В какой-то момент нашего путешествия я попытался вычислить, в котором часу мы прибываем в Мубаи-Нямбу, будет ли это совсем поздний вечер - в таком случае нам пришлось бы добираться до постоялого двора пешком, или же не очень поздний - тогда мы могли бы еще уехать на повозке. В ходе подсчётов я столкнулся с проблемой, которая так или иначе затрагивает всех путешественников: один коварный, даже злодейский час норовит то выскользнуть из тщательно выстроенного расчёта, то залезть туда, где ему совсем не место; и результат в итоге выходит совсем никуда не годный.
В конце концов, мне надоело в одиночку тасовать часы, и я решился подключить к делу Шерлока, благо тот отвлёкся от созерцания своего замечательного веера и обрел на время связь с реальностью.
- Между прочим, Холмс, - спросил я, - Не знаете ли Вы точно, в котором часу мы прибываем на конечный пункт? Мы выехали в десять минут восьмого, стало быть, прибываем в десять минут одиннадцатого? Хотя стоп. Нет, определенно в десять минут двенадцатого.
- Дорогой друг, - Холмс снова раскурил свой веер, - Мы прибываем в Мубаи-Нямбу без десяти одиннадцать и ни минутой позже.
- Но как...
- Билеты, Уотсон. Время прибытия указано в билетах.
- Действительно, - рассмеялся было я, но тут же осёкся, - Но постойте, Холмс! Ведь утренний поезд из Мубаи-Нямбы идет в Калькутту ровно четыре часа! Здесь явное несоответствие.
- Элементарно, Уотсон. По утрам случаются пробки.
Часть III
Периодическое странное шевеление в джунглях, через которые пролегал наш путь, серьезно беспокоило меня, и я решился поведать о своих тревогах Холмсу.
- Друг мой, не замечаете ли Вы...
- Неестественные движения лиан и странную обстановку в джунглях вдоль дороги? Конечно замечаю, - Шерлок методично раскуривал свой веер и выглядел совершенно спокойным.
- Но что это, Холмс?
- Мориарти, дорогой Уотсон. Это профессор Мориарти. Он следует за нами, и шпионит из кустов вот уже полтора часа.
- Опять этот Мориарти! - в порыве праведного гнева я подскочил на месте, - Вот неугомонный! Да кто он вообще такой?!
- Элементарно, Уотсон. Он турок-гомосексуалист из ФСБ.
- Что? - признаться, я был в недоумении, но Холмс тут же разъяснил свою позицию.
- Посудите сами, Уотсон: во-первых, Мориарти следит за нами, а не за миссис Хадсон. Значит, он гомосексуалист. Во вторых, он следует за поездом по пятам и при этом тщательно прячется в кустах - такому учат только в спецшколе ФСБ. Ну, а в-третьих, гомосексуалист может оказаться в ФСБ только если он турок.
- Ну дела, - только и смог вымолвить я, и поглубже вжался в сидение.
Часть IV
Ехать нам предстояло еще довольно-таки прилично, и, дабы не предаваться остаток пути бессмысленным и праздным думам, я задал Шерлоку вопрос, который довольно-таки долго не давал мне покоя.
- Между прочим, Холмс, помните ли Вы ту историю, что развернулась вокруг особняка Баскервилей и той пресловутой собаки?
- Прекрасно помню, дружище. А что такое?
- Помнится, когда Вы следили за местностью, скрываясь в пещере, Вы наказали посыльному, тому мальчишке, ежедневно приносить Вам свежий хлеб и накрахмаленные воротнички. С хлебом всё ясно, но зачем же Вам понадобилось столько воротничков?
- Нижнее бельё и носки, Уотсон. Я заменял ими нижнее бельё и носки.
- Господи! Но зачем?!
- Это же элементарно, Уотсон, - Холмс в очередной раз взялся за веер, - Ничто так не мешает сосредоточению на важном деле, как исподнее, не ко времени врезавшееся между ягодиц, и носки, то и дело сжимающие ступни подобно пыточным машинами испанской инквизиции. Воротнички же лишены подобных недостатков, а чувство эйфории, возникающее при избавлении от неудобных предметов гардероба, помогает помогает в работе ничуть не хуже опиума или веера.
- Но Холмс, это же...
- Это воротнички, Уотсон. Это хардкор.
- Пойду выкурю свою трубку с опиумом... - пробормотал себе под нос Шерлок Холмс. Он был на взводе; волнение, охватившее этого удивительного человека, было, впрочем, вполне объяснимо: до Мубаи-Нямбы оставалось немногим более двух часов пути.
Опиум Шерлока, мои сигары - всё это было призвано заглушить, загасить тот благоговейный, но в тоже время пугающий трепет, который охватывал любого цивилизованного путешественника, рискнувшего сунуть свой не в меру любопытный нос в дикие земли Мабунабы.
- Пойду выкурю свою трубку с опиумом, - повторил мой друг, и тут я понял, что не всё так просто.
- Но постойте, Холмс, - забеспокоился я, - Вы же не успеете, поезд вот-вот тронется!
- Хе хе... - Холмс как всегда был невозмутим, - Это же элементарно, Уотсон! Омская птица считается священной в этих нетронутых цивилизацией землях. Беспокоить такую птицу - тяжкий грех. Машинист-мабунабер, безусловно, не посмеет тронуться до того, как последняя из тех замечательных огненноголовых пернатых, стаю которых мы имели счастье лицезреть десятью минутами ранее, не покинет железнодорожные пути. Этого времени мне хватит, чтобы выкурить порцию опиума.
Возразить мне было нечего, поэтому я молча потянулся за своим портсигаром.
Часть II
В какой-то момент нашего путешествия я попытался вычислить, в котором часу мы прибываем в Мубаи-Нямбу, будет ли это совсем поздний вечер - в таком случае нам пришлось бы добираться до постоялого двора пешком, или же не очень поздний - тогда мы могли бы еще уехать на повозке. В ходе подсчётов я столкнулся с проблемой, которая так или иначе затрагивает всех путешественников: один коварный, даже злодейский час норовит то выскользнуть из тщательно выстроенного расчёта, то залезть туда, где ему совсем не место; и результат в итоге выходит совсем никуда не годный.
В конце концов, мне надоело в одиночку тасовать часы, и я решился подключить к делу Шерлока, благо тот отвлёкся от созерцания своего замечательного веера и обрел на время связь с реальностью.
- Между прочим, Холмс, - спросил я, - Не знаете ли Вы точно, в котором часу мы прибываем на конечный пункт? Мы выехали в десять минут восьмого, стало быть, прибываем в десять минут одиннадцатого? Хотя стоп. Нет, определенно в десять минут двенадцатого.
- Дорогой друг, - Холмс снова раскурил свой веер, - Мы прибываем в Мубаи-Нямбу без десяти одиннадцать и ни минутой позже.
- Но как...
- Билеты, Уотсон. Время прибытия указано в билетах.
- Действительно, - рассмеялся было я, но тут же осёкся, - Но постойте, Холмс! Ведь утренний поезд из Мубаи-Нямбы идет в Калькутту ровно четыре часа! Здесь явное несоответствие.
- Элементарно, Уотсон. По утрам случаются пробки.
Часть III
Периодическое странное шевеление в джунглях, через которые пролегал наш путь, серьезно беспокоило меня, и я решился поведать о своих тревогах Холмсу.
- Друг мой, не замечаете ли Вы...
- Неестественные движения лиан и странную обстановку в джунглях вдоль дороги? Конечно замечаю, - Шерлок методично раскуривал свой веер и выглядел совершенно спокойным.
- Но что это, Холмс?
- Мориарти, дорогой Уотсон. Это профессор Мориарти. Он следует за нами, и шпионит из кустов вот уже полтора часа.
- Опять этот Мориарти! - в порыве праведного гнева я подскочил на месте, - Вот неугомонный! Да кто он вообще такой?!
- Элементарно, Уотсон. Он турок-гомосексуалист из ФСБ.
- Что? - признаться, я был в недоумении, но Холмс тут же разъяснил свою позицию.
- Посудите сами, Уотсон: во-первых, Мориарти следит за нами, а не за миссис Хадсон. Значит, он гомосексуалист. Во вторых, он следует за поездом по пятам и при этом тщательно прячется в кустах - такому учат только в спецшколе ФСБ. Ну, а в-третьих, гомосексуалист может оказаться в ФСБ только если он турок.
- Ну дела, - только и смог вымолвить я, и поглубже вжался в сидение.
Часть IV
Ехать нам предстояло еще довольно-таки прилично, и, дабы не предаваться остаток пути бессмысленным и праздным думам, я задал Шерлоку вопрос, который довольно-таки долго не давал мне покоя.
- Между прочим, Холмс, помните ли Вы ту историю, что развернулась вокруг особняка Баскервилей и той пресловутой собаки?
- Прекрасно помню, дружище. А что такое?
- Помнится, когда Вы следили за местностью, скрываясь в пещере, Вы наказали посыльному, тому мальчишке, ежедневно приносить Вам свежий хлеб и накрахмаленные воротнички. С хлебом всё ясно, но зачем же Вам понадобилось столько воротничков?
- Нижнее бельё и носки, Уотсон. Я заменял ими нижнее бельё и носки.
- Господи! Но зачем?!
- Это же элементарно, Уотсон, - Холмс в очередной раз взялся за веер, - Ничто так не мешает сосредоточению на важном деле, как исподнее, не ко времени врезавшееся между ягодиц, и носки, то и дело сжимающие ступни подобно пыточным машинами испанской инквизиции. Воротнички же лишены подобных недостатков, а чувство эйфории, возникающее при избавлении от неудобных предметов гардероба, помогает помогает в работе ничуть не хуже опиума или веера.
- Но Холмс, это же...
- Это воротнички, Уотсон. Это хардкор.